... В одном из полетов на Путивль, где наши бомбардировщики наносили удары по скоплению живой силы и техники врага, в самолет Калинина попал зенитный снаряд. Машина загорелась, стала неуправляемой. В эти секунды послышался тревожный голос штурмана Володи Шведовского:

— Что делать, Николай?

— Всем прыгать! — тоном приказа сказал Калинин. Кабина наполнилась дымом, пламя подбиралось к ногам, невозможно было дышать. Взглянув на приборную диску, летчик отметил: «Высота — пятьсот метров. Пора!»

— Кто остался в самолете?

На вопрос командира никто не ответил. Калинин отжал защелку колпака и выбросился из кабины.

Летчик не помнил, как он раскрыл парашют, как приземлился, как подобрали его немцы и доставили в госпиталь для военнопленных... Только через сутки Калинин пришел в себя. Он лежал на койке, голова, спина, ноги были забинтованы, все тело нестерпимо ломило. «Где я, и что со мной?» — подумал лейтенант. Сквозь щелки опухших глаз он увидел вокруг много людей. Стал прислушиваться к разговору, понял: попал в немецкий госпиталь и сейчас говорят о нем. Тот, долговязый, что все время находился в окружении персонала, подошел к изголовью и, тыча пальцем в голову летчика, громко на ломаном языке сказал:

— Этот пилот надо, как у вас говорит, воскрешайт. Он нам очен нужна. Даю вам десят дней...

— Постараемся, господин оберштурмфюрер, постараемся, — ответил другой мужской голос.

— Карашо! — продолжал долговязый и пальцами с силой нажал на голову больного. Калинин громко застонал и снова впал в забытье.

Очнулся Николай ночью и, к своему удивлению, заметил у изголовья сидевшую в халате женщину.

— Пить, — слабым голосом сказал летчик. Женщина налила в стакан воды, приподняла голову больного и напоила его.

Помолчав, лейтенант спросил:

— Кто вы будете?

— Сестра, зовут меня Софьей, — наклонясь над ухом больного, почти шепотом сказала она.

— Где я нахожусь? — так же тихо продолжал Калинин.

— В немецком госпитале для военнопленных.

— Что меня ждет?

— Будете хорошо вести себя — быстрое выздоровление.

— В этом для меня нет никакой радости.

— Будут и радости...

И Софья рассказала лейтенанту историю госпиталя. Совсем недавно он был советским. Здесь лежало много раненых бойцов и командиров Красной Армии. Госпиталь со всем обслуживающим персоналом попал в окружение и не смог эвакуироваться с нашими отступающими частями. С приходом гитлеровцев его лишили продовольствия, изъяли все запасы медикаментов. Только благодаря местному населению раненые получали необходимое питание и медикаменты, собранные из прежних запасов городских и сельских аптек.

— Обслуживающий персонал здесь весь из русских, дружный. Если надо — любая помощь будет оказана, — заключила сестра.

После того как ушла Софья, Калинин не сомкнул глаз. В голову лезли разные мысли: если сестра говорит правду, он среди своих людей. Пойдет на поправку, тогда можно будет думать о побеге и уходе за линию фронта. А вдруг Софья провокатор? Возможно, она была подослана специально для того, чтобы узнать, чем дышит советский летчик. «А я-то, простофиля, разболтался, спрашивал, что меня ждет», — думал летчик.

С этими тревожными мыслями Калинин встретил рассвет: за окном лил дождь, а в палате все больше поскрипывали койки. Просыпались раненые. Они тихо переговаривались между собой. Приподнялся и сосед Калинина. Покряхтев, он обратился к летчику:

— Вас зовут Калинин Николай Михайлович?

— Ну, допустим так.

— Я — Воскресенский, зовут Михаилом Григорьевичем. Тоже летчик, на «пешках» летал. Был сбит истребителями, три дня назад доставлен в этот госпиталь.

Летчики разговорились. Трудный это был разговор двух советских людей, оказавшихся в фашистском госпитале. Какого вопроса ни касались, все сводилось к одному: при первой возможности — бежать.

— Вот и надо нам как можно скорее вставать на ноги, — заключил Воскресенский.

— Согласен, что надо. Только как побороть эту хворь? Молодость, неистребимое желание во что бы то ни стало выбраться из фашистского плена делали свое дело. Летчики стали подниматься с коек и ходить. На седьмые сутки их перевели в отдельную небольшую палату. Вскоре к ним пришла сестра Софья.

— Как у летчиков дела? — спросила сестра. Ее большие карие глаза не могли скрыть какой-то радости.

— Да вроде бы неплохо, — в тон сестрице ответил Воскресенский. — Вот только тоскуем по воздуху...

— Воздух у вас будет, чистый, бодрящий, — улыбаясь, продолжала Софья. — Сегодня ночью вам принесут гражданскую одежду, примерьте ее, а потом в путь-дорогу. Наши товарищи о вас уже позаботились.

План побега Калинина и Воскресенского выдерживался точно. Через сутки Софья пришла в палату и, увидев летчиков переодетыми, серьезно сказала:

— Теперь вы рабочие госпиталя, идете со мной за больными. Понятно?

— Усвоено, — ответили офицеры.

Было утро 2 октября сорок первого года. Трое советских людей вышли потайной дверью из госпиталя и направились по глухим улицам Путивля. Впереди тихо шла Софья, за ней Калинин, замыкающим Воскресенский. Город словно вымер: нигде не было видно людей. Вот путники миновали городскую окраину, далее начиналась деревня Пруды. Вскоре Софья свернула в глухой переулок. Из-за угла неожиданно вышел человек, подошел, поздоровался со всеми и пригласил идти за ним. Это был партизанский связной Василий Докунин (через несколько месяцев фашисты, узнав о его связях с партизанами, повесили патриота на глазах у горожан).

В этот день в госпитале было очень неспокойно: немцы стали поголовно проверять обслуживающий персонал, больных, выискивая коммунистов. Софье временно пришлось остаться с летчиками.

Вместе с хозяином дома они вошли в избу. Здесь товарищи пробыли сутки. Днем пришел Василий и сказал:

— Немцы объявили в Путивле о вашем побеге. С наступлением темноты надо будет уходить в другое место.

Ночной переход занял несколько часов. Полевыми тропами и проселочными дорогами летчики благополучно добрались до села Сафроновка. Василий Докунин привел их в дом Полтавцева, где они и прожили до 6 октября. А потом пришли двое неизвестных и объявили, что их хочет видеть командир партизанского соединения товарищ С. А. Ковпак.

И вот снова в путь-дорогу. На этот раз пришлось идти по лесным тропам и зарослям. Через двадцать часов летчики и сопровождавшие их партизаны добрались до заброшенной лесной деревушки. Войдя в просторный дом, офицеры увидели худощавого, далеко не молодого человека в штатском с посеребренной бородой. Он сидел за столом в переднем углу. Заметив пришедших, командир встал и тепло приветствовал:

— Очень рад видеть летчиков в нашем партизанском краю

Калинин и Воскресенский представились Ковпаку. Усадив гостей за стол и заняв свое прежнее место, Сидор Артемович продолжал:

— Слыхал о вас, слыхал. Да и о результатах ваших ударов осведомлен. Такие налеты на вражеские тылы здорово отрезвляют головы взбесившихся фашистов. Только маловато их, таких ударов.

— Скоро они умножатся. Вся дальнебомбардировочная авиация концентрируется в руках Верховного Главнокомандования, — ответил Калинин.

— Вот это дело. Тогда и нам, тыловикам, будет больше подмоги, — сказал Сидор Артемович и добавил:

— Только жаль, что вы некоторое время не сможете летать. Фронт пока еще уходит все дальше и дальше на восток. Но мы доберемся до Брянских лесов и переправим вас к своим. А пока побудете с нами. Летчики-партизаны! Неплохо, а? — смеясь, заключил Ковпак.

Так волею судьбы летчики стали партизанами. Им дали время отдохнуть. А потом комиссар отряда Семен Васильевич Руднев, встретившись с Калининым и Воскресенским, рассказал о задачах отряда, о том, что уже было сделано за первые месяцы его существования. И как бы между прочим рассказал немного о командире:

— Сидор Артемович — храбрейший человек. Он участник первой империалистической войны, в гражданскую войну служил у Василия Ивановича Чапаева, выполнял боевые задания Александра Пархоменко. Командир — верный патриот Родины, — продолжал Руднев. — Я говорю это для того, чтобы вы хорошо знали, с кем пойдете в бой.

Много раз летчики ходили на задания, проявляли мужество и бесстрашие и каждый раз все более убеждались, что Сидор Артемович Ковпак — храбрейший человек, умелый организатор партизанского движения. Уже к зиме 1941/42 года небольшой отряд вырос до партизанской бригады. Слава о боевых делах ковпаковцев разнеслась по всей Украине, Белоруссии, дошла до Брянских и Смоленских лесов. В партизанские отряды вступали все новые и новые бойцы.

В начале зимы к партизанам примкнул еще один летчик — Алексей Борисов. Во время штурмовки фашистских войск на подступах к Севастополю на его самолете осколком снаряда был пробит бензобак. Самолет вспыхнул. Высота полета 30–40 метров, прыгать было невозможно. Борисов не растерялся, он посадил машину на поле. Еле-еле успел выбраться из кабины, как штурмовик взорвался. Больше месяца Алексей скрывался в тылу, несколько раз пытался перейти линию фронта, но сделать это ему не удавалось. И когда он случайно узнал, что в Сумской области действуют партизаны Ковпака, то с радостью вступил в отряд народных мстителей.

В начале 1942 года отряды Ковпака находились в Глуховском районе. Фашисты узнали об этом и решили разделаться с ковпаковцами. Особенно жаркий бой разгорелся за село Веселое, где летчики сражались не хуже, чем в воздухе.

Гитлеровцы стянули подвижные части, несколько орудий, минометов. Имея численное превосходство, немцы, видимо, решили, что Ковпак со своим штабом попался в их ловушку. К тому же и условия местности были выгодны для врага: село Веселое лежало в котловине, лишь в центре его имелась небольшая высотка. И вот с рассвета по снежной целине к селу цепью устремились несколько сот вражеских солдат и офицеров. Наступая, они загибали фланги с целью полного окружения села. Но народные мстители упорно отражали атаку за атакой. Бой продолжался весь день. Метким огнем прижимая фашистов к глубокому снегу, они выводили из строя один взвод за другим. Плечом к плечу с партизанами сражались летчики Калинин и Воскресенский.

Успех в бою с гитлеровцами во многом решила засада, оставленная Ковпаком в лесу для удара по вражеским цепям с тыла. Смело действовал из засады лейтенант Борисов. Он в упор расстреливал бегущих в панике фашистов. После боя он со своими бойцами подобрал много автоматов, брошенных противником на поле боя, уложил их на сани и доставил в штаб

Когда отряды Ковпака совершали свой первый рейд в Брянские леса, партизаны провели много боев с вражескими гарнизонами. И всегда советские люди выходили победителями. В селах и небольших городах, где побывали ковпаковцы, к ним присоединялись все новые и новые бойцы. Они тоже хотели сражаться за Советскую Родину, мстить фашистам за поруганные города и села.

В селе Жихово гитлеровцы расквартировали батальон пехоты. Солдаты и офицеры издевались над местными жителями, убивали детей и стариков. Узнав об этом, партизаны решили уничтожить вражеский батальон. В разведку пошли Борисов, Воскресенский и политрук роты Лука Егорович Кизя. Под видом местных жителей они внимательно осмотрели село, а с наступлением ночи повели партизан в атаку. Немцы спали, когда партизаны открыли яростный огонь. Разбуженные стрельбой, фашисты пытались бежать, но все пути отхода были отрезаны. За эту ночь только убитыми враг потерял около 200 солдат и офицеров.

Летчики активно участвовали и во всех других партизанских операциях: они разрушали переправы, мосты, пускали под откос железнодорожные эшелоны, обстреливали из минометов аэродромы. Ковпаковцы, спаянные нерушимой дружбой, жили одной мыслью, одним стремлением — как можно больше нанести ударов оккупантам, приблизить победу над врагом. Над краем лесов мощно звучала партизанская песня о том,

Как хлопцы шагали и в дождь, и пургу

На страх и на лютую гибель врагу,

Как били его богатырской рукой

За древним Путивлем, за Сеймом-рекой.

Наступила весна 1942 года. Калинина вызвали к командиру Брянского партизанского отряда Д. В. Емлютину. Тот сразу приступил к делу:

— Мне рассказывали, Николай Михайлович, что вы летчик.

— Не только я, в отряде служат еще два летчика: штурмовик Борисов и бомбардировщик Воскресенский.

— Слыхал, слыхал, — продолжал Емлютин. — Но я хотел бы поговорить с вами о другом. Есть приказ с Большой земли подготовить у нас на Брянщине аэродром.

— Аэродром? — удивленно спросил Калинин.

— Да. Первый партизанский аэродром, — подтвердил командир.

— Но это же здорово! Ночью будут прибывать самолеты, привозить боеприпасы, медикаменты, почту, забирать тяжелораненых партизан и улетать обратно на Большую землю — это просто чудесно! — радовался Калинин.

— Тогда и у вас будет реальная возможность улететь к своим, — с улыбкой говорил командир.

— А отпустите?

— Обязательно отпустим. Даже прогоним. Только с одним небольшим условием: помогите построить аэродром, так сказать, но всем правилам авиационной науки. Примете первые десять — двенадцать самолетов — и тогда, как говорят, с богом.

— Будет выполнено! — громко сказал летчик и выбежал из землянки.

Радость наполняла душу Калинина. Значит, скоро он встретится с боевыми друзьями, вместе с ними снова поднимется в воздух и пойдет на боевое задание.

Место для аэродрома выбрали вдали от селений с немецкими гарнизонами. В назначенный день закипела работа: вышли с лопатами свободные от заданий партизаны, приехали на подводах крестьяне из близлежащих деревень. Они привезли с собой щебенку, строительный материал. Раздобыли необходимый строительный инструмент. По плану, составленному лейтенантом Калининым, на будущем аэродроме выкорчевывался кустарник, выравнивались полосы. Бригады плотников строили в лесу склады для приема грузов, площадку для горюче-смазочных материалов и «аэровокзал».

Когда рабочая площадь аэродрома была готова, туда прибыл командир партизанского отряда Емлютин. Он осмотрел летное поле, возведенные сооружения и, поблагодарив строителей, остановился возле Николая.

— Поздравляю, товарищ Калинин, вы, оказывается, не только хороший летчик и партизан, но еще и превосходный строитель.

Незадолго до 1 мая с Большой земли запросили разрешение на посадку самолета Ли-2. Калинин готовился к его приему очень тщательно. Он обучил и проинструктировал людей, находящихся у сигнальных костров и посадочного знака, как подавать необходимые сигналы, быстро расстанавливать фонари «летучая мышь».

Ночь выдалась безоблачной, тихой. Самолет подошел к аэродрому на малой высоте. Увидев на земле два пучка огней, экипаж дал ответный сигнал — три раза мигнул аэронавигационными огнями. Калинин приказал снять маскировку с посадочного знака. Летчик приземлил Ли-2, зарулил на стоянку и выключил моторы. И люди, которые были на старте, на стоянке, бросились к самолету. Туда же прибежал и лейтенант Калинин. Партизаны долго качали прибывших членов экипажа. Радости, ликованию не было конца.

Около месяца лейтенант Калинин принимал самолеты с Большой земли. Были такие ночи, когда в небе прерывисто гудели вражеские самолеты, и тогда партизаны спешно тушили огни, маскировали аэродром. Но вот настал день, когда командир сказал Калинину:

— Дорогой Николай Михайлович, вот и ваше время пришло. Готовьтесь, завтра ваш вылет.

Темной ночью 22 мая 1942 года с аэродрома Вздружное стартовал самолет. На его борту в качестве пассажира находился летчик-партизан лейтенант Николай Калинин. Михаил Воскресенский перелетел на Большую землю 26 мая, а Алексей Борисов — в середине лета того же года.

Горячей и сердечной была встреча Николая Калинина с боевыми друзьями. У многих летчиков и штурманов полка — Василия Кайнова, Владимира Уромова, Василия Вериженко, Сергея Карымова, Петра Шевченко, Владимира Иконникова, Николая Белоусова — на груди свергали новенькие ордена — награда за ратные подвиги. Все мы поведали боевому другу о наших делах. А Калинин рассказал, как сражался против фашистских оккупантов в рядах народных мстителей под руководством Ковпака.

Война была в разгаре. Выполнив несколько тренировочных полетов на учебном самолете, Калинин через несколько дней сел за штурвал бомбардировщика.

Случилось, что вскоре после того, как Калинин вновь стал летать на боевые задания, перед нашим соединением была поставлена задача нанести удар по Брянскому железнодорожному узлу. Там скопилось большое количество эшелонов с военной техникой и боеприпасами. Заход на цель планировался с севера, уход с разворотом на 180 градусов. Наш маршрут проходил недалеко от партизанского аэродрома Вздружное. Узнав об этом, Калинин обрадовался: здорово! Его бомбардировщик пройдет над партизанской землей, где действуют друзья. О своих мыслях сначала он не сказал никому. Потом не выдержал и поведал все штурману Василию Селиванову.

— Так давайте, Николай Михайлович, после бомбежки залетим, поприветствуем партизан, — предложил штурман.

— А не влетит нам?

— За приветствие боевых друзей?! — удивился Селиванов. — Ни у кого рука не поднимется наказывать.

Узел прикрывался большими силами зенитной артиллерии с прожекторами. Калинин издалека заметил, как интенсивно палят «эрликоны», шарят в воздухе прожекторы. Выждав момент, летчик направил самолет на цель. Селиванов ввел необходимые поправки, громко произнес:

— Так держать!

Корабль пошел словно по струне. Справа вспыхнули первые шапки разрывов, они появлялись все ближе и ближе к самолету. И в эти секунды Калинин услышал знакомое:

— Сброс! — Тут же он выполнил резкий маневр, уходя от цели на повышенной скорости.

Снизившись до 300 метров, экипаж стал наблюдать за местностью: вот потянулся массив леса, за ним проплыло небольшое болото.

Вдруг Калинин крикнул:

— Справа Вздружное! Видишь у кромки леса два небольших огонька?

— Вижу! — ответил Селиванов и добавил: — Пройдем вдоль взлетно-посадочной!

Калинин вывел бомбардировщик по центру поляны и, прижав его к земле, несколько раз энергично качнул крылом, говоря при этом:

— Привет вам, дорогие друзья-партизаны, от летчиков!